ПОСТИРОНИЯ и МАМБЛКОР: GUTKEIN — Микстейп Для Бенклока (верифицированно)

Gutkein — заметная фигура нового российского техно, во многом благодаря умению сшивать клубную электронику с более широким контекстом. Можно вспомнить вечеринку посвященную аффектам, участие в киберфеминистском интернационале или переработку известного текста квир-философа Поля Пресьядо.

На днях ее «Микстейп для Бенклока» перепостила берлинская платформа CRUDE — нельзя просто так пройти мимо кристально чистого воплощения мамблкора. Кто-то скажет, такого жанра не существует, а такой микс мог бы создать любой школьник. Однако, это преднамеренный самообман. Постироничное мессиво, в котором ритм несется с эпилептической интенсивностью содержит гораздо больше, чем кажется на первый взгляд.

MUMBLECORE

*Mumble — бубнить или бормотать под нос

Все в этом миксе соответствует малобюджетному жанру. Хронометраж — 20 минут. Сырой звук без кульминации — внезапное начало, и такой же конец. И неважно, чего ожидает или к чему привык слушатель — его фрустрация запрограммирована, а участие сведено к вуайеристкому наблюдению жизни других. Так происходит, когда мы садимся в Uber. Водитель говорит по телефону на незнакомом языке, слушает свою музыку, и не замечая пассажира, комментирует происходящее вокруг. В этой истории нет пролога или финала — когда вы покидаете такси, она продолжается без вас. Но пока вы в машине, эти 20 минут станут вашим «здесь и сейчас».

Это непосредственное чувство момента, выводится в миксе на какой-то новый уровень зашкаливающей телесности. Музыка облегает подобно бархату — вы ее чувствуете буквально кожей. Она пружинит, несется, дышит, вибрирует и бурлит.

Зыбкую структуру микса скрепляет (мета) арабский вокал. Начинается он с парящего, эфемерного пения, а затем распадается на невнятные обрывки, запитченные войсы, ускоренные фрагменты и короткие петли. Это бесконечное бормотание и бубнеж, в огранке из упругих, быстрых ритмов — собственно говоря, и есть наше «сейчас». Разогнанный и постоянно ускоряющийся темп жизни, переполненный информацией до полной отключки понимания.

Выбор арабского выглядит мощным концептуальным жестом. Абсолютно незнакомый и непонятный язык воспринимается сквозь призму стереотипов и отрывочных знаний — как большая часть окружающей информации. Тем не менее, он везде, он вокруг и формирует текущий момент.

ИНФОРМАЦИЯ

Это не первый проект Gutkein, в котором звучит тема информационного перенасыщения, и неизбежные в этом контексте — постправда, эхокамера и гиперэксплуатация внимания. Жизнь сама доказала важность сюжета. Медиареальность, наступившая после 24 февраля, демонстрирует с какой легкостью информационный поток форматирует под себя людей, размывая границы искусственных нарративов и повседневности.

В прошлом году в соавторстве с Huffy Fibryyx — продюсеркой, публицисткой и активисткой, возглавляющей лейбл Black Holes, Gutkein работала над пластинкой «QUEEROTICA». На видеосопровождавшем выход релиза, она поедала липкие сладости, в облаке соцсетей и мессенджеров — жизнь “в постоянной киберебли, где все тебя хочет и ты хочешь все”.

В его основу лег текст квир-философа Поля Пресьядо — о зависимости в эпоху телекомуникаций. На источник указывал мелькающий в кадре Лакан — его психоанализ Пресьядо назвал “языком колониального патриархата”. Автор анализировал феномен Candy Crash (аркада “три-в-ряд”) — самой скачиваемой мобильной игры в истории. Она всегда с вами, доступная на любом из устройств. Абсолютно бесполезная — она ничему не научит. Ее единственная цель — эксплуатация детской тяги к яркому и сладкому в деполитизированной и бесконфликтной виртуальной среде.

«Игрок никогда ничего не выигрывает в Candy Crash, но когда вы проходите уровень, этот оргазм на экране [сурогатной маструбационной поверхности], который вы запускаете, соответствует прибыли, полученной компанией» — сообщает Пресьядо. При этом доступность, ванильность и бесплатность игры «демократизирует зависимость».

Видео переносит антикапиталистический месседж философа в интимное пространство эхо-камеры. А там — тоже самое. Зависимость от Candy Crash еще можно объяснить внешним давлением — зловещими стратегиями капитализма. Джанк в личном инфопространстве — нет.

Расщепленный арабский язык в миксе Gutkein — концентрат инфопотока, которому не нужна «сладкая» маскировка. Информация вторгается в личное, всегда и везде, отменяя неприкосновенность частной жизни.

ПОСТИРОНИЯ

Все, что есть в этом миксе выглядит сопротивлением устоявшимся правилам — стальной логике рынка, согласно которой музыка — это продукт или сервис ориентированный на покупателя. Здесь в качестве несущей конструкции выбран эксперимент. Опять же, это не маркетинговое клише, маркирующее отдельный сорт сложносочиненной электроники, а работа по раскрытию сюжетов и инструментов той небольшой, независимой сцены, которую в глазах внешнего наблюдателя представляет Gutkein. Кажется, эта сцена должна рухнуть под напором стандартизированной клубной среды, но нет — ее влияние растет.

Все дело в постиронии, которая по словам американского писателя Дэвида Фостера Уоллеса — «разновидность некого экзистенциального покерфейса».

Микс начинается как веселое приключение, на 15-й минуте — переживает распад, затем саунд уходит во мрак. Это драматический киношный прием — вспомните «Экстаз»Гаспара Ноэ. Однако, трагичным микс не назвать. Искренность и ирония сливаясь в нечто целое, позволяют не скатится в нигилизм, моралите и думскроллинг.

В каком-то смысле постирония дает возможность сказать все и ничего одновременно: «я не говорю того, что вы думаете, что я говорю, но я не говорю и противоположного, возможно и только возможно — я не говорю вообще. А вот еще микс». Такая ирония позволяет не втягиваться в чужую игру, обычно — циничную, и в итоге — абсурдную. Мир конечно ужасен, но он такой как он есть и в одиночку его не изменить — поэтому наблюдать его лучше с дистанции мема.

В голливудском семейной кино на двери каждого холодильника висит детский рисунок «самому лучшему папе». Этот микс адресуется Бену Клоку — иконе «интеллектуального берлинского техно», а если шире — символу европоцентричной, маскулинной эпохи, которая уходит безвозвратно.

Бен Клок

Его черная футболка — дресскод хорошего вкуса. Его музыка — фрейдистская первосцена для невероятного числа техно-продюсеров. Бен Клок — это классика, как в хорошем смысле (признание значения и вклада), так и в нормативно-конформистском понимании обывателя. В этом качестве он надежен и предсказуем, как улыбка Джоконды.

Микс Gutkein наоборот вызывает растерянность — это кусок холста на полу, в котором нет ничего предначертанного. Авторка тоже какая-то отстраненная — она нас разыгрывает или здесь что-то есть? При этом музыка, вокалы, шумы и ритмы скорее сбивают с толку, чем дают ответы. Что это вообще сейчас было? Я чувствую — что-то здесь есть.

На этом напряжении держится весь микс. Ссылка на Бена Клока добавляет последний восхитительный штрих — наконец все сложилось, и засверкало бриллиантами на черепе Херста. Столкновение большого и малого, смешного и серьезного, локального и глобального, прошлого и будущего позволяет узнать себя — с огромного (непреодолимого?) расстояния созерцающего Бен Клока. Ну и конечно все то, что он означает.

В этом огромная привлекательность постиронии — она передает многослойность жизни, которую невозможно уловить другим способом. Перефразируя медиа-теоретика Джона Дарема Питерса — мы своими глазами наблюдаем локальную местность, себя в ней и одновременно — захватываем в широкоугольный объектив, процессы глобализации. Все это — без риска получить серьезную травму. Если вам нужен какой-то аналог этого микса — это фильм «Я все еще здесь», в котором Хоакин Феникс бросил карьеру актера в пользу самого настоящего мамблрэпа.

GUTKEIN в soundcloud и instagram